Большинство православных священников — отцы не только в переносном, но и в прямом смысле: у них есть дети, зачастую много, и в семейной жизни их пастырский опыт сочетается с родительским. Как же воспитывают своих детей священники? Чему у них можно поучиться обычным родителям-мирянам? Наш журналист побеседовал с несколькими священниками — и московскими, и провинциальными. У всех у них огромный опыт воспитания детей. Всем батюшкам задавались одни и те же вопросы, и в чем-то их мнения сходились, а в чем-то различались. Естественно, не стоит механически перенимать чужой опыт — его надо осмыслить и приложить к своей семейной ситуации.
Что безоговорочно запрещать?
Протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах (Москва)
Не люблю слова «безоговорочно». Безоговорочно надо запрещать касаться оголенных проводов — но объяснить маленькому ребенку, что такое оголенные провода и чем они опасны, невозможно: для него это слишком отвлеченные понятия.
Обобщая: безоговорочно надо запрещать лишь то, что реально опасно для жизни. Но от таких запретов толк будет лишь тогда, когда ребенок их поймет, а понятийная система рождается медленно, постепенно. Вообще же запреты — это самое последнее из тех средств, что может использовать воспитание. А первое и основное — любовь.
Протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского (Москва)
Надо запрещать хамство. Никогда нельзя хамить, никому, нигде. Не должно быть превозношения над другими людьми. Для меня хамство и ложь — два безусловных табу. Мои дети знают, что если хочешь увидеть папу в гневе — можешь кому-то нахамить или соврать.
Протоиерей Евгений Соколов, настоятель домового храма святого праведного Иоанна Кронштадского при Северном (Арктическом) Федеральном университете (Архангельск)
Прежде всего надо запрещать ложь. Как только ребенок соображает, как можно получить от взрослых какие-то блага, он тут же начинает ими манипулировать. Безусловно нужно запрещать любые непристойные фильмы. Область интимного вообще должна быть закрыта для ребенка очень долго. До 12-13 лет ребенок никак не должен с ней соприкасаться. Увы, сегодня слишком часто душу ребенка опаляют этими грязными знаниями. Он все равно это узнает, но чем позже — тем лучше.
Протоиерей Максим Первозванский, клирик московского храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник»
Безоговорочно запрещать нужно то, что представляет реальную угрозу жизни и здоровью. А вообще, что касается запретов, то вспомните Короля из «Маленького принца» Экзюпери. Когда Маленький принц попросил его, чтобы вот прямо сейчас произошел закат солнца, тот сказал: я же умный король, я повелеваю только то, что мои подданные могут исполнить.
Да, я могу, конечно, безоговорочно запретить что-то своему 30-летнему сыну, но это не значит, что он меня непременно послушает. То же относится и к 15-летнему, и к 10-летнему, и к пятилетнему. То есть чтобы запрещать, у вас сперва должна быть такая возможность: не формальная, а фактическая. Дети будут соблюдать только те запреты, которые они осознают и которые вообще способны соблюсти.
Как наказывать?
Протоиерей Антоний Волков, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Казанская» в селе Богородское Воскресенского района Нижегородской области.
Я, бывает, срываюсь на детей, могу наорать. Потом приходится извиняться. Но это же не наказание, а просто распущенность. А наказывать — кто я такой, чтобы наказывать? Я не судья, не прокурор. Всегда стараюсь объяснить, усовестить, если знаю, что кто-то что-то натворил. Могу пригрозить, что если не исправится, то это в перспективе может кончиться проблемами с законом, тюрьмой, если не чем похуже. Но наказывать...
Я вообще не понимаю, как можно говорить о способах наказания своих собственных детей так, как будто речь идет о выборе продуктов питания. Правильнее говорить не о наказаниях, а о способах воздействия. У всех у нас имеются способы воздействия друг на друга. Но критерий тут один: если ты злишься, обижаешься на ребенка — значит, ты неправ, даже если формально произносишь правильные слова. Тут вообще очень тонкая грань: как научиться возмущаться, не обижаясь. А этому нужно учиться, потому что попросту невозможно всегда оставаться невозмутимым. Да и будь оно возможным, дети просто сядут на шею, видя, что их поведение никак не задевает отца. Однако, повышая голос, ты даешь своему собеседнику моральное право в каком-то случае повысить голос на себя.
Что же касается телесных наказаний, то я убежден, что рукоприкладство недопустимо в семье ни в каком случае. У меня пятеро детей, от девяти до двадцати трех лет, и как-то же обходился я без этого, и никакой катастрофы не случилось.
Протоиерей Константин Островский, благочинный церквей Красногорского округа Московской областной епархии, настоятель храма Успения Божией Матери (город Красногорск Московской области)
Наказывать детей — наш очевидный родительский долг. Вспомним, что слово «наказание» родственно слову «наказ», то есть наставление, научение. Так что, наказания необходимы. Хотя бывают очень тяжелые ситуации, когда ребенок не терпит никакого наказания, подчиняется силе, но злится. Родители от него требуют каких-то вещей очевидно правильных, а он в ответ никак не смиряется. Тяжелая проблема, из которой нет простого вы хода, но Богу всё возможно.
Вот и нужно молиться, чтобы Он и нас, родителей, вразумил, как воспитывать детей, и детей не оставил вразумлением. Так Бог учит нас молиться, а то, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. А, видя, что мы стремимся к благу детей, Бог найдет, как исправить наши ошибки.
Если же говорить о способах наказания, то не вижу ничего ужасного в умеренных телесных наказаниях. Ведь если для лечения ребенка нужно дать ему горькое лекарство или сделать укол, или даже операцию, мать, несмотря на плач и недовольство младенца, все-таки делает необходимое для его тела. Так же и в деле воспитания бывают необходимы телесные наказания, особенно когда дети маленькие, потому что они слова еще мало понимают, а через тело доходит. Когда дети входят в переходный возраст, телесные наказания становятся неуместными.
Но принципиально важно, чтобы любое наказание не было в злобе, то есть наказывать надо с любовью, с молитвой о спасении души ребенка. Не наказание грех, а жестокость. А жестокость, кстати, может проявляться и без всякого физического воздействия, и без грубых слов, и без повышения голоса. Ребенка одним молчанием можно довести до самоубийства.
Сейчас для многих, в том числе верующих людей становится прямо-таки аксиомой, что ребенка нельзя ни пальцем тронуть, ни отругать. Постоянно внушается, что любой строгий выговор или, тем более, шлепок наносит ребенку великую психическую травму. Как только человечество прожило всю свою многотысячелетнюю историю, несмотря на «ремни» и даже «розги»!
Внимание людей обращается на дилемму «бить или не бить», а на самом деле важна дилемма «любить или не любить». Истинный выбор — любить! И, если любящие родители в чем-то по немощи человеческой ошибутся, Бог найдет, как их поправить. А вот отсутствие любви ничем не компенсируешь, разве только сдать детей в интернат (элитный, чтобы совесть не мучила).
Протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах (Москва)
Зачастую родители наказывают детей просто чтобы от них отвязаться. Это проще, чем искать другие способы воспитания. Умный родитель должен использовать любую ситуацию, чтобы она послужила на пользу детям. Даже ситуацию плохого поведения. Потому что дети не могут без плохого поведения. Оно, плохое поведение, само по себе не грех. Оно — причина для воспитания. Но воспитание — это не наказание. К сожалению, родители часто этого не понимают, потому что очень себя жалеют. Вместо того, чтобы жалеть своих детей.
Сталкиваясь с плохим поведением, родитель должен суметь взять себя в руки, отдышаться, остановиться и подумать: какой оптимальный выход можно найти из этой ситуации? Именно выход, а не способ наказания. Чтобы ситуация привела к научению ребенка (кстати, по-славянски слово наказание как раз и означает научение, а не причинение страданий).
Протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского (Москва)
Наказания необходимы, и об этом говорит нам Священное Писание — «Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится» (Прит. 22:6). Кто не наказывает, тот не любит свое чадо — «Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его» (Прит. 19:18).
Наказание должно восприниматься ребенком как естественное последствие проступка, и польза от него бывает в основном когда ребенок маленький, от трех до пяти лет. И, конечно, оно не должно быть жестоким, не должно быть унизительным. То есть нельзя наказывать при всех, а только наедине, нельзя наказывать в раздражении, в гневе. В более старшем возрасте толку от наказаний меньше. И здесь, если ребенок провинился, то в случившемся гораздо выше вина родителей: не предусмотрели, не подумали, не предвидели развития событий, поленились — вот ребенок и попал в неприятную ситуацию. Нам захотелось пообщаться с нашим четвероногим другом диванчиком, ребенок остался один, и его фантазии привели в какие-то дебри.
Что касается того, как наказывать, то в каждой семье уместно свое. Меня вот в жизни никогда не пороли, хотя я был вовсе не подарком для родителей — очень шустрым, активным. Мама могла поругать, еще как-то наказать, но не била. Она приводила меня к отцу: мол, поговори с ним. А отец со мной в таких ситуациях даже не разговаривал, просто смотрел строго — и для меня этого было достаточно. Был однажды случай, когда я остро осознал свою вину и сказал: папа, ну ты хоть выпори меня.
А он ответил: зачем тебя пороть? Если дурак, это не поможет, а если умный, то и так уже все понял. И еще: наказание нужно разделить со своим ребенком. Лишил его обеда — лиши себя двух. Поставил его в угол — тоже постой и почитай Покаянный канон. Когда я рукополагался во священники, духовник мне и другим «новоначальным» иереям говорил: все, что вы будете благословлять своим прихожанам, сами делайте в два раза больше. Благословили кого-то делать сто поклонов в день — значит, сами делайте двести. Благословили кого-то строго поститься по средам и пятницам — значит, добавляйте себе строгий пост и понедельник. Ты должен побывать в шкуре того, кого воспитываешь.
Протоиерей Евгений Соколов, настоятель домового храма святого праведного Иоанна Кронштадского при Северном (Арктическом) Федеральном университете (Архангельск)
Как наказывать, зависит от ребенка. Надо хорошо знать его сильные и слабые стороны, его пристрастия, вкусы. Если очень любит сладкое — лишить конфет. Можно отлучить от какой-то игрушки, какой-то прогулки, какого-то развлечения. Наказание может заключаться в нотации. Для меня в детстве самым тяжелым наказанием было, когда бабушка ругала за тройки по устным предметам. Она могла простить двойку за диктант или контрольную, но не терпела даже троек по устным предметам. Что, говорила она, трудно было посидеть и почитать? Получал я эту тройку, и начинался процесс воспитания: «Женечка, за что ты меня не любишь, что я тебе сделала, как я пойду на родительское собрание, как я буду смотреть в глаза учителю?» Для меня это было хуже любой порки.
Вообще, нужно воспитывать в детях страх Божий (выражение, смысл которого сейчас мало кто, увы, понимает). Страх Божий — это страх сделать больно другому человеку. Это не страх наказания, а страх сделать то, что неугодно Богу или нашим близким. Не потому, что получишь трепку, а потому, что тебе мучительна сама мысль, что причинишь им душевную боль. И я своих детей старался воспитывать именно на страхе Божием.
Протоиерей Максим Первозванский, клирик московского храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник»
Решая, как наказать ребенка, нужно понимать очень важную вещь: степень вины ребенка это одно, а степень вашего гнева, раздражения, расстройства — это совсем другое, и эти вещи могут быть никак друг с другом не связаны. Например, ребенок разбил чашку. Если это обычная чашка, вы можете вообще этого не заметить, а если это чашка, которую государь Николай II подарил вашему прапрадедушке — вы расстроитесь страшным образом. Но при этом мера наказания в обоих случаях должна быть одинаковой, потому что для ребенка это всего лишь чашка. То есть наказание должно быть объективным. Необходимо разорвать эмоциональную связь между своим гневом, своим правом наказывать и собственно наказанием. А уж какие могут быть наказания — тут все зависит от семьи, от особенностей ребенка, от его отношений с родителями. И, естественно, наказание должно быть соразмерным проступку.
Но тут вот еще что важно: родители порой потому так строго наказывают детей, что видят в их проступках свою вину, и гневаясь на ребенка, по сути дела гневаются на себя. При этом они исходят из ложного принципа, что абсолютно всё зависит от родителей, что любые детские косяки можно было бы предотвратить, будь они, родители, чуточку умнее, предусмотрительнее.
Но это не так. Конечно, мы не должны пускать воспитание на самотек, но не должны и обольщаться, будто все можем. Напомню, что у Адама и Евы было два сына, и вполне возможно, что Каина они воспитывали лучше. По крайней мере, в Священном Писании нет ни малейшего намека на то, что Каина они воспитывали неправильно, а Авеля правильно. Поэтому что получится из наших детей, не на сто процентов зависит от того, как мы их воспитывали. Связь есть, но вовсе не линейная.
В чем давать свободу?
Протоиерей Константин Островский, благочинный церквей Красногорского округа Московской областной епархии, настоятель храма Успения Божией Матери (город Красногорск Московской области)
Свобода дана ребенку (как и любому человеку) Богом, но вот насколько можно доверять ребенку принятие решений — это уже вопрос. Вот когда мы учим малыша ходить — где-то поддержим, где-то отпустим, но будем готовы мгновенно перехватить, а где-то совсем отпустим. Так же и со свободой. Важно, чтобы ребенок, вырастая, научился принимать самостоятельные решения. Если маленького человека слишком опекать, это сделает его инфантильным во взрослые годы.
Интересный урок преподал мне один из сыновей, когда он лет в семнадцать собрался куда-то ехать один на поезде дальнего следования, а потом еще и на каком-то местном автобусе. Я не решался его отпустить, мотивируя тем, что он никогда раньше один в такие поездки не ездил. А сын и говорит мне: «А как же я научусь самостоятельно путешествовать, если никогда не попробую?»
Протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах (Москва)
Свободу надо давать ребенку постепенно, но начинать с самого раннего возраста. Ведь свобода — это не то, что дает ребенку возможность поступать как ему хочется без контроля и внимания родителей. Учить свободе — означает учить ребенка самому искать выход из сложного положения, учить принимать самостоятельные решения. Это, на мой взгляд, одна из самых важных задач воспитания.
А когда ребенок становится свободным, то уже сам несет ответственность за принятие решений — будь ему при этом тринадцать лет, пятнадцать, семнадцать... И тогда уже он сам может прийти к родителю и спросить: а как правильно? Я не понимаю, помоги!
Протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского (Москва)
Когда давать ребенку свободу? Когда он ее заслужит. Мне нередко приходится общаться со школьниками, и всегда задаю вопрос: не надоел ли вам вечный контроль родителей (не сиди в телефоне, не играй долго на компьютере, приходи вовремя домой, и так далее). Все кричат: да, конечно! Надоел! Дальше спрашиваю: а хотите, научу, как сделать, чтобы этого не было? Чтобы вас перестали мелочно контролировать? Все кричат: конечно, хотим! Научите! Я продолжаю: для этого нужно делать следующее — допустим, вам говорят, что гулять можно до восьми вечера. Приходите домой в восемь вечера. Вам говорят, что перед прогулкой нужно сделать уроки. Сделайте, и хорошо сделайте — чтобы родители раз проверили, два проверили, а у вас все сделано. На другой день проверили — сделано! Целый месяц проверяют — всегда все сделано! Чем это кончится? Правильно, родители перестанут проверять уроки. Значит, в этом отношении вы станете свободными. Точно так же с телефоном. Кому родители вообще запрещают играть на телефоне? Таких нет. А кому ограничивают время игры? Лес рук. Практически всем. Я говорю: и они все время вас проверяют, забегают посмотреть, играете ли вы под одеялом. Потому что вы несвободны, вам не доверяют. А попробуйте сделать эксперимент: в течение полугода выполняйте их требования. Сказано полчаса в день играть — играйте полчаса. И родители это увидят. Что произойдет через полгода? От вас отстанут. И так же с прогулками, компьютером, и всем остальным.
То есть, чтобы свободу дать, нужно сперва научить ребенка ее взять. А как это делать? Во-первых, уменьшать степень контроля, если ваши требования выполняются. Во-вторых, сами эти требования должны корректироваться в зависимости от возраста. Десятилетнему можно велеть приходить с прогулки не позже восьми вечера, но для пятнадцатилетнего это уже будет, допустим, десять вечера. В-третьих, нельзя просто запрещать ребенку играть в компьютер, в телефон и так далее. Такие запреты должны быть чем-то компенсированы. Чем-то достаточно интересным. Родитель должен применять эффект Тома Сойера (помните, как тот красил забор и привлек к этому всех окрестных мальчишек)? Мало сказать ребенку: все, сегодня ты больше на компьютере не играешь. Надо сказать: на сегодня компьютер завершается, потому что сейчас мы пойдем разбирать завалы на балконе, найдем в этом хламе вещи, связанные с историей нашей семьи. То есть лишая одного занятия, интересного, надо дать другое — тоже интересное ребенку.
Протоиерей Евгений Соколов, настоятель домового храма святого праведного Иоанна Кронштадского при Северном (Арктическом) Федеральном университете (Архангельск)
До четырнадцати лет я говорил, куда иду и когда собираюсь вернуться. Меня ограничивали в свободе, куда ходить и на сколько. Когда мне было шестнадцать, я мог уже не говорить, куда иду, но время прихода по-прежнему устанавливали родители.
В восемнадцать лет я уже мог не говорить, куда иду, мне не устанавливали время возвращения, но я должен был предупредить, что вернусь во столько-то. То есть объем свободы постепенно возрастал. Но до четырнадцати меня жестко контролировали, могли не пустить в какое-то место, могли не разрешить ходить в какую-то компанию. И это было нормально. Вообще, в наше время принято обожествлять свободу, и в частности, свободу детей. Точнее говоря, свободу от воспитания, от родительских требований, от норм морали. Считается, что сам ребенок этой свободы хочет, что в головах у детей сплошной «праздник непослушания». Но это совсем не так. Маленький ребенок, то есть дошкольник, младший школьник внутренне нуждается в каких-то рамках, в «правилах игры». Мы с легкостью решаем за ребенка, отдавать ли его в музыкальную школу, в спортивную секцию, мы понимаем, что надо развивать его таланты. Но почему-то считаем, что когда дело касается нравственных категорий, то ребенок должен выбирать сам. А я считаю, что это жестокость по отношению к детям — возлагать на них выбор, к которому они никак не подготовлены.
Протоиерей Максим Первозванский, клирик московского храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник»
Свободы нужно давать столько, сколько ребенок готов ее взять. Для традиционного общества главной добродетелью, которую следовало воспитать в детях, было послушание, смирение. В наше время это уже не так. Сейчас нужно учить детей быть ответственными, самостоятельными и правильно распоряжаться собственной свободой, которую они получают довольно быстро. Альтернатива этому — воспитать очень зависимого, несамостоятельного и безответственного человека.
Но свобода — это не только ответственность, но и риски. А родителям хочется усидеть на двух стульях: не рисковать, и в то же время давать свободу. А так не бывает. Тут вообще не бывает простых решений. Безусловно, дети, выросшие на улице, как трава, без всякого контроля и ограничений, оказываются креативнее и свободнее тех детей, которых дома опекали и оберегали от любых рисков. Однако и процент девиантного поведения среди таких детей гораздо выше.
Что делать, чтобы дети сохранили веру?
Протоиерей Антоний Волков, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Казанская» в селе Богородское Воскресенского района Нижегородской области.
У взрослых верующих, особенно у новоначальных, бывает очень много внешнего, почти театрального. А дети очень быстро усваивают театральность, начинают пользоваться ею, чтобы произвести на взрослых впечатление. Этой театральностью, к сожалению, нередко наполнены наши православные гимназии. Поэтому, думаю, детям из верующих семей лучше бы учиться в обычных, светских школах с высоким уровнем образования. Это, конечно, не гарантия сохранения веры, но по крайней мере меньше будет лицемерия, которое веру убивает напрочь.
Протоиерей Константин Островский, благочинный церквей Красногорского округа Московской областной епархии, настоятель храма Успения Божией Матери (город Красногорск Московской области)
Чтобы дети сохранили веру — ничего не сделаешь. Вера — дар Божий, а принять этот дар — свободный выбор самого человека, это относится и к нашим детям. Дай Бог хотя бы нам не быть соблазнителями собственных детей. Самый обычный соблазн — это лицемерие родителей. Обычно это даже не намеренный обман, когда люди не верят во Христа, а только делают елейный вид ради каких-то житейских выгод. Чаще бывает искреннее фарисейство, когда вера сводится к чему-то внешнему, к соблюдению каких-то внешних правил. И ту, и другую ложь дети, конечно, чувствуют.
Кроме того, на веру детей разрушительно действует и чрезмерное давление в духовной области. Одно дело, когда ребенку хочется, например, в кино, а его засадили делать уроки — это нормально. Но совсем другое дело, когда ребенку говорят: как это ты не пойдешь в церковь? Ты что, Бога не любишь? Да я тебе мороженого не куплю! Вот это прямо провоцирует бунт против веры.
Протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах (Москва)
Я не знаю, как сохранить детскую веру. Мой личный опыт не может быть распространен на всех. Но из самых общих соображений скажу так: невозможно сохранить детскую веру, если у родителей нет опыта настоящей, живой веры. К сожалению, зачастую родители учат ребенка не вере, а формам религиозного поведения — а это совершенно разные вещи. Водят ребенка в храм, учат молитвенному правилу, ведут за руку на исповедь и причастие — но это вовсе не означает, что ребенок все это воспринимает именно так, как хотелось бы родителям.
Я больше 25 лет работаю в православной гимназии и постоянно замечаю, что родители практически ничего не говорят детям о своих переживаниях веры, о своем внутреннем опыте. Дети видят религиозное поведение своих родителей, то есть посещение богослужений, посты, вычитывание молитвенного правила, — но не видят, чтобы родители решали свои жизненные коллизии по-христиански. Ссоры между папой и мамой далеко не всегда решаются по-евангельски, отношение к детям далеко не всегда евангельское, отношение к работе далеко не евангельское. Прощения родители не просят — ни друг у друга, ни у детей, когда поступают с ними несправедливо. Переживание болезней, смерти, горя — у них точно такое же, как и у всех остальных людей. Вот такой образец у детей перед глазами — и стоит ли удивляться, что он их не вдохновляет?
Протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского (Москва)
Самое главное — надо не разочаровать детей своим поведением. Есть такая очень точная фраза: если отец не станет богом, то Бог не станет Отцом.
Протоиерей Евгений Соколов, настоятель домового храма святого праведного Иоанна Кронштадского при Северном (Арктическом) Федеральном университете (Архангельск)
Чтобы сохранить у детей веру, очень важен опыт совместной со взрослыми молитвы. Не вычитывания молитвенных правил, а живой, искренней молитвы в каких-то сложных жизненных ситуациях. Я всегда говорил детям: ваши души чистые и ваша молитва, возможно, гораздо сильнее нашей. Поэтому, когда вы молитесь, то помогаете нам решать наши взрослые проблемы.
И это не притворство, не педагогический прием: это правда жизни. Помощь от детской молитвы реальна, и когда что-то вымаливалось, я всегда благодарил детей: спасибо, мои хорошие, вы помогли мне решить очень тяжелую проблему, без вас бы я не справился.
Когда у ребенка получается молитва, то и вся его духовная жизнь выстраивается правильно, и вера его укрепляется. А когда ему как положительный пример демонстрируют только внешнее (стоять на службах, осенять себя крестным знамением, целовать иконы и так далее) и когда от него требуют только этого — тогда вера постепенно иссякнет.
Протоиерей Максим Первозванский, клирик московского храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник»
Детскую веру вообще сохранить невозможно. Она угасает вместе с детством. А дальше — разные варианты. Может перерасти во взрослую веру плавно и беспроблемно (что бывает нечасто), может перерасти жестко и болезненно, а может и вообще не перерасти. Родителям с самого начала следует понимать, что ребенок — это не их продолжение, а свободный человек, и у Бога о нем могут быть свои собственные замыслы, а им, родителям, надо стараться эти замыслы хоть в какой-то мере разгадать и помочь осуществить. Поэтому самое правильное, что родители могут сделать — это самим стремиться к Богу.
Их живая, честная и искренняя вера может и детей привести к Богу, когда те уже выросли из детской веры. Тут по слову преподобного Серафима Саровского: стяжи Духа Святого, и тысячи вокруг тебя спасутся.
Как сохранить доверие ребенка?
Протоиерей Антоний Волков, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Казанская» в селе Богородское Воскресенского района Нижегородской области.
Надо научиться любить своих детей. И вообще научиться любить людей. Не пытаться выглядеть в глазах ребенка супер-героем, супер-родителем. Авторитет — штука нужная, но он должен быть естественным, настоящим, он должен вырастать из жизни, а не специально поддерживаться какими-то дисциплинарными мерами. Важнее сохранить связь с ребенком, чем здесь и сейчас доказать собственную правоту.
Протоиерей Константин Островский, благочинный церквей Красногорского округа Московской областной епархии, настоятель храма Успения Божией Матери (город Красногорск Московской области)
Надо общаться с ребенком, и быть при этом искренними. Для родителей должно быть важнее внутреннее состояние сына или дочери, чем внешнее благообразие. Когда все общение сводится к ругани за плохие отметки, за непочищенные ботинки, а слушать ребенка не слушают, его внутренним миром не интересуются — тогда в подростковом возрасте ребенок, как правило, вообще теряет душевный контакт с родителями, какое уж там доверие.
Протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах (Москва)
Надо всегда быть на стороне детей. Пускай даже ребенок неправ! Да он всегда неправ, потому что он ребенок, потому что он только учится жизни! Представьте, что школьник на уроке математики сделал ошибку в решении задачи. Как поступит нормальный учитель? Станет орать «Как ты мог?!», «Ты позоришь меня!», «Всё, больше ты мне не ученик!»? Нет, учитель исправит ошибку, объяснит ее, скажет: «Сделай работу над ошибками, а пока, извини, тройка». Родители в этом отношении должны поступать так же. Да, дети всегда неправы, но родители не имеют права требовать с них большего. Родители не понимают одной простой вещи: дети всегда ждут от родителей очень многого (тепла, внимания, понимания, сочувствия), а родители им всегда не додают. И родители еще считают себя вправе возмущаться: «Ты не такой, как я! Ты не так поступаешь, как я хочу — а значит, меня позоришь!» Что это такое? Это просто свидетельство того, что родители не любят ребенка до конца, что они используют его ради собственного тщеславия.
Протоиерей Евгений Соколов, настоятель домового храма святого праведного Иоанна Кронштадского при Северном (Арктическом) Федеральном университете (Архангельск)
Ребенку надо, чтобы его ценили как личность. Его мнение о прочитанной книжке может быть оригинальным, может быть спорным, но нельзя его унижать: «какую чушь ты несешь, какой ты глупый!» Я всегда обсуждаю с детьми и с внуками прочитанное. Когда ребенок чувствует, что его мнение взрослым интересно, что с ним считаются — это для него очень важно.
Он видит, что его воспринимают не как машину для получения хороших отметок и выполнения хозяйственных работ по дому, а как личность. Он видит, что его мнение учитывается, что при принятии решений с ним советуются. Тогда и доверие сохранится. Но часто, увы, бывает иначе. В семье нет общих духовных ценностей, людям в семье не о чем говорить, кроме бытовых тем. И ребенок замыкается, теряет контакт с родителями. Чему удивляться? Он же неинтересен им как личность.
Протоиерей Максим Первозванский, клирик московского храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник»
Ребенок доверяет тому, кого он уважает. Если родителей есть за что уважать (речь не только и не столько о карьере, не о деньгах), если родители по жизни не потеряли то, что сейчас называется модным словом «драйв», если у них горят глаза, если они креативят, если они не врут, и их слово не расходится с делом — тогда ребенок будет родителей уважать. И если родители тоже уважают ребенка, воспринимают его как личность, а не как всего лишь свое продолжение, тогда и доверие будет сохранено.